Справедливы ли мы к архитектуре? Справедлива ли архитектура к нам?
Андрей Беломесяцев кандидат архитектуры, кандидат экономических наук, профессор, заместитель главного архитектора Киева в 1996-2004 годах
Во-1-х, любой новый объект в сложившемся микрорайоне (так называемое «уплотнение застройки») объективно ухудшает условия жизни аборигенов. Если он закрывает красивый вид из окна, это не только отбирает эстетическое наслаждение, заставляет жильцов чаще задергивать шторы, но и наносит им ощутимый экономический урон. Ведь стоимость квартир, «потерявших вид», тут же падает. Даже, если новостройка не перед вашими окнами, уменьшается ваше жизненное пространство. Если раньше на близлежащем пустыре можно было погулять с коляской или собакой, то строящаяся на нем свечка сама скоро станет источником и колясок, и собак, которые рассредоточатся по близлежащим дворам. Станет больше машин, припаркованных на тротуаре, и пассажиров на ближайшей автобусной остановке. Зато, весьма вероятно, уменьшатся напор воды и температура батарей. Во-2-х, любая стройка – это шум, грязь, мат, вонь, пыль, перекрытые и перерытые дороги, скопления миксеров и самосвалов, короче – временные неудобства. Добавим сюда неизбежный снос деревьев, взамен которых будут высажены новые, но когда они порадуют нас своей тенью? В-3-х, строительство любого крупного объекта, особенно жилого дома, – это угроза для перспектив застройки соседних земельных участков. Допустим, есть два участка по 10 соток 25х40 метров. Вы гипотетически вполне можете воткнуть на своем участке высотку с пятном застройки 20х40 с окнами, выходящими на мою землю. На ней я уже ничего не смогу построить, поскольку мне придется на 20 м отступить от вашего дома (бытовой разрыв). Вдобавок, если вы построились раньше меня, все проблемы с инсоляцией (один из домов закрывает солнце другому) будут решаться за мой счет. На первый взгляд, это теоретическое рассуждение, относящееся к разборкам внутри клана инвесторов. Но это не так. Что вы получите за квартиру в своей хрущевке, когда пробьет ее час, зависит отнюдь не от качества квартиры, а от инвестиционного потенциала земельного участка, на котором стоит ваш дом. Если на нем можно будет воспроизвести только такую же хрущевку, ваши жилищные перспективы еще мрачнее, чем кажется. В-4-х, огромное количество людей, не вписавшихся в активную рыночную жизнь, в том числе интеллигентов, тех, кто искренне рад независимости, в душе сохранили привязанность к советскому образу жизни. Им не удобно, что вместо гастрономов появляются залы игровых автоматов, что исчезают привычные и такие удобные овощные магазины и т. д. (см. любой номер газеты «Зеркала недели»). Их не радуют новые объекты потому, что им они не нужны. Им не по карману новые квартиры. У них нет автомобилей, на которых удобно отовариваться в торговых центрах, нет денег на посещение бутиков и прочих заведений подобного рода. Более того, посетителей этих заведений они в душе считают сплошным жульем и ворьем. Соответственно протест вызывает все, что связано со строительством этих недоступных, бессмысленных, а иногда и вредных объектов.
Рассуждения о том, что город должен развиваться, людям нужны квартиры и т.д. разбивается о бесхитростную обывательскую позицию: пусть город развивается, но только где-нибудь в другом месте. Мы живем в рыночных условиях и должны смириться с тем, что люди приобрели и юридическое, и моральное право на эгоизм. Надо научиться с этим жить и вводить эгоизм в разумные рамки. Между тем, проводя общественные обсуждения планов застройки, власть подразумевает готовность этой обывательской позицией руководствоваться. Проблема сегодняшнего градостроительства не в том, что есть много причин, побуждающих обывателя говорить любой стройке «нет». Проблема в том, что отсутствуют легальные причины, которые бы побуждали его сказать «да». Особенностью сегодняшнего момента, превратившей его в кризис, стало участие в процессе именно обывателя, который с рабоче-крестьянской прямотой и простотой озвучил на «слушаниях» свое намерение бороться за свое жизненное пространство, комфорт, покой и прочие шкурные интересы. А наше законодательство оказалось совершенно неготовым к тому, чтобы эти интересы учитывать и даже рассматривать. До сих пор претензии к архитектуре выплескивались недобитой советской интеллигенцией с присущей ей сублимацией ( сублимация в учении З.Фрейда – особый вид замещения или отклонения инстинктов от присущей им направленности,, при котором первоначальный (запрещенный) объект влечения замещается более социально приемлемым). Не только публично высказывать меркантильные эгоистические претензии, но даже самим себе в них признаться казалось невозможным. Критика раздражающего объекта приобретала форму культурологической проповеди. Приходилось говорить о том, что высотка мешает духовности, не соответствует менталитету и культурным традициям, заслоняет памятник архитектуры и вообще «не вписывается». Короче – «бетонный монстр». Как будто будь он деревянным, кому-то стало бы легче… Кстати, одно из таких сублимированных направлений критики высотного строительства – разжигание подозрений в его непрочности и непригодности для гидрогеологических условий Киева. Возник миф, будто в центре города существуют какие-то ограничения по этажности. Когда не удавалось побороть этажность, начинало казаться, что втискиваемая в и без того плотную застройку высотка станет раздражать меньше, если украсить ее башенками, колоннами, завитушками и т.д., т.е. замаскировать ее с помощью декора под особняк. А что же архитектура? Она является одним из проявлений экономической жизни. И у нас она неприглядна в той же мере, как сама экономика. То есть, с одной стороны, источником земли и разрешений на строительство было не предпринимательство, а близость к власти. Которая, в данном случае, через строительство должна конвертироваться в деньги. С другой стороны, предпринимательство, не основанное на собственном капитале, неизбежно стремиться к ускорению оборота и работе чужими деньгами. Применительно к строительству – это типичная сегодняшняя ситуация, когда дом распродается во время рытья котлована, и заказчика этой стройки не интересует ни прочность, ни красота, ни удобство в эксплуатации того, что он строит. У него два интереса: максимум квадратных метров, и дешевизна. Где здесь место АРХИТЕКТУРЕ? У заказчика к ней одно требование: тоже быть дешевой. Такой она и есть. Видимая история архитектуры – это история архитектуры презентационной. Соборы, дворцы, пирамиды – это все объекты не коммерческие. Их задача – пускать пыль в глаза, запоминаться, показывать величие и силу хозяев. С этим нам тоже не повезло. У нас нет презентационной архитектуры. Единственный существенный государственный объект, появившийся за годы независимости – новое здание Верховной Рады на ул. Садовой. Ну еще новый терминал вокзала… Очень симптоматично, что свою потребность в презентационных объектах власть удовлетворяла совершенно извращенным с точки зрения, как здравого смысла, так и теории архитектуры путем: воссоздавала памятники своих далеких предшественников. Можно наговорить множество красивых слов о необходимости возрождения духовности, возвращении долгов церкви и т.д. Но очевидны прозаические корни осуществлявшейся линии. С одной стороны, отсутствие свежих идей, требующих нового пространства. Какой смысл в новых знаковых объектах, если их нечем наполнять? С другой стороны, - боязнь любой современной архитектуры, отсутствие собственной точки зрения на нее (кроме отвращения), боязнь критики за любой самостоятельный, т.е. спорный, объект. А есть ли прихожане в воссозданном храме, каков его архитектурный облик – это все вопросы не к нам. Наше дело - разрезать ленточку. В современной архитектуре любое произведение является продуктом не только коллективного, но и общественного творчества. Авторский коллектив объекта – это не только группа проектантов (архитекторов, конструкторов, технологов, инженеров и т.д.), разработавших чертежи, но и заказчик, который уловил общественную потребность в объекте и первым сформулировал (пусть только на словах) его образ. И главный архитектор города с градостроительным советом, которые помогли автору отшлифовать образ. И покупатель объекта, чью потребность как витающий на рынке образ уловил заказчик. И пользователь, который не только внес описанный вклад в сочинение образа, но и сам активно его меняет, сначала – делая перепланировки, застекляя балконы и надстраивая курятники, потом – надстраивая этажи, меняя функцию объекта, в конечном итоге, снося его и заменяя новым. И обыватель, вкусам которого пытаются потакать и архитектор, и чиновник, утверждающий проект, снимая с себя ответственность т.н. общественными обсуждениями. Но это меняет и понимание эстетики архитектуры. Ее суть в том, что человек считает красивым тот объект, который он интуитивно оценивает прочным, комфортным, правильным, отвечающим его целям и представлениям о собственном и общественном благе. Проблема в том, что эти представления у нас оказываются существенно разными. И эта разница определяется социальным положением, личным житейским опытом, уровнем интеллектуального развития, типом психики и генетикой. У нас разный житейский опыт и разные корни. Для человека, родившегося в селе, дом без скатной кровли всегда будет восприниматься как бетонная коробка и эстетически отторгаться. Для современного же горожанина, родившегося в хрущевке, попытки строить городские дома в образе сельской хаты или помещичьего дома увеличенного масштаба вызывают недоумение. Для понимания эстетики архитектуры весьма плодотворна метафора вкуса. Вкус развивается. Сначала ребенок считает вкусным только сладкое. И это генетически оправдано механизмом естественного отбора. Сладкое не бывает ядовитым. Далеко не сразу человек начинает понимать, что горькое, кислое и соленое – это тоже может быть вкусно. Рассуждения о том, что Киев — не Манхеттен, а мы не дадим загнать себя в небоскребы, исходят по большей части от людей, которых в небоскребы не очень-то и приглашают (даже на экскурсию), которые их «не пробовали». Только человек, много поездивший по миру, может понимать, что такое современная архитектура, с чем ее сравнивать. Классическая и традиционная архитектура проще для восприятия и понимания тех, кто «не ходит в театр». Поэтому и поклонников у нее больше. Короче, проблема в том, что все мы разные, у нас разные вкусы и разные потребности. И каждый из нас, став застройщиком, имеет естественное право выбирать ту архитектуру, которая нужна ему, выражает его мироощущение и понимание прекрасного. Думая о будущем застройки Киева, мы должны понимать, что никто из участников инвестиционного процесса не является врагом города. У архитектурной среды есть только два врага: жадность и невежество. Обуздать нужно их, а не архитектурные стили, высотность зданий и творческий поиск архитекторов. Можно ли это сделать? Убежден, что да. Нужно принять несколько достаточно прозрачных регуляторных норм. Во-первых, ядром правил застройки города должна стать таблица плотности застройки, которая бы однозначно ограничивала количество продаваемых квадратных метров в зависимости от площади участка. В неявной форме все необходимые для нее цифры уже есть в государственных строительных нормах. Вопрос только в том, чтобы обнажить их и разложить по зонам города имеющиеся вилки показателей («от» в историческом ядре, «до» в спальном районе). К примеру, на участок 0,5 га можно втиснуть около 10 000 кв. м жилья + 2000 кв. м встроенных помещений + неограниченное сверху количество подземных паркингов. Как их втискивать: в форме небоскреба, вокруг которого сквер, или в плотной малоэтажной застройке — можно полностью оставить на усмотрение застройщика и архитектора. Надо освободить их от мысли о том, как втиснуть на этот участок больше. Тогда они смогут думать о красоте и комфорте. Во-вторых, вместо теоретических фантазий о зонинге по западным образцам надо вернуться к простой и добротной киевской практике регулирования застройки столетней давности. В соответствии в правилами застройки Киева, утвержденными еще в 1861 г. и обновленными в 1873-м, все улицы Киева были разделены на четыре разряда: I — главные улицы и площади; II — второстепенные улицы; III — менее важные улицы; IV — остальные улицы. Улицы I разряда следовало застраивать только каменными зданиями, крыши которых надлежало крыть железом; с лестницами из несгораемых материалов; этажностью не менее двух этажей. На улицах II разряда разрешалось, кроме каменных зданий (включая и одноэтажные), строить по красным линиям деревянные на каменных этажах или полуэтажах крытые железом дома, с лестницами из несгораемых материалов, а внутри двора — деревянные на каменных основаниях или столбах службы, также крытые железом. На улицах, отнесенных к III разряду, разрешалось, кроме перечисленного в первых двух разрядах, сооружать одноэтажные здания под железными крышами «с улучшенными фасадами». IV разряд позволял возводить вместе деревянные и крытые деревом (гонтом) здания без особенных украшений на фасаде. Угловые здания, расположенные на улицах любого разряда, подчинялись правилам улиц высших разрядов. По каждому разряду существовал полный перечень улиц, утвержденный Городской думой. Аналогичный подход можно было бы применить и сейчас, сформулировав достаточно простые и эффективные требования к отделке зданий. Если на улицах I разряда должны использоваться исключительно индивидуальные (не повторные) проекты, отделка до третьего этажа натуральным камнем, медью, алюминием, нержавеющей сталью, стеклом, ценными породами дерева с обязательным использованием скульптуры, мозаики, ковки или других равноценных приемов архитектурно-художественной выразительности, строится жилые дома и офисы класса «люкс», то IV разряд допускает строительство типовых панельных домов минимальной комфортности. Между прочим, неплохо было бы узаконить качественную типологию жилых и общественных зданий. Сегодня слова «элитный жилой дом» — вульгарный рекламный штамп, не несущий никакой ответственной информации. Необходимо формализовать классность жилья, офисов и других объектов так же, как формализована классность гостиниц. Да и лицензии архитектурных фирм следовало бы дифференцировать в зависимости от опыта и кадрового потенциала. Прежде чем получить заказ на «элитное жилье» на улице I разряда, покажи, что ты спроектировал обыкновенное. В-третьих, справедливость в градостроительстве и землепользовании требует введения дополнительных ограничений на мощность проекта, которые бы оберегали права собственников соседних участков на освоение их объектами аналогичной мощности. Сегодня для вашей стройки есть одно ограничение со стороны соседей: вы не должны заслонять солнце существующим зданиям. Вы можете смело проектировать и строить здание, которое сделает невозможным расширение соседних зданий и строительство на соседних участках, которые пока пусты. Но не справедливо лишать их хозяев права строиться в дальнейшем. Например, одним из таких ограничений, существовавших с античности, был забытый в советские времена запрет на окна в стенах (чаще всего торцевых, брандмауэрных), выходящих на чужой участок. Именно потенциальная конфликтность землепользования должна служить темой общественных обсуждений и определять объективный круг их участников с решающим голосом. Общественные обсуждения градостроительных решений предусмотрены нашим законодательством, но не конкретизирован ни их механизм, ни их полномочия. «Общественность» считает, что именно ей предоставлено право голосованием принимать решение: что инвестор на своей земле, за свои деньги для себя должен строить. У инвестора, естественно, другое мнение. А справедливость в том, что с соседями, интересы которых ты ущемляешь, надо договориться, возможно, выплатив им компенсацию, а с общественностью надо посоветоваться, учесть полезные для проекта замечания и принять самостоятельное решение. Эти меры могут показаться обременительными для инвестора. Но по большому счету будут служить его же благу. Прежде всего: прозрачности и прогнозируемости бизнеса. Если вы изначально знаете выход площадей и ценовую категорию своего объекта, то у вас уже есть бизнес-план, и можно быстро принять решение об инвестировании. Вам легко привлекать кредиты. Отношения с чиновниками становятся более прозрачными. Строительство из процесса монетизации привилегий превращается в бизнес. Кроме градостроительных регуляторных мер, нужны организационные и экономические. Во-первых, мы должны признать, что единственный повод горожанам сказать стройке «да» - это получение денег от инвестора. В личный карман, поскольку ущемляются личные материальные интересы, и в бюджет города, поскольку затрагиваются интересы общественные. Но коль затрагиваются они на конкретной территории, именно на развитие и благоустройство этой территории должна направляться существенная часть бюджетных поступлений. Надо законодательно определить механизм и размеры компенсационных выплат. Во-вторых, единственным механизмом распределения в городе земли под застройку должен стать выкуп (в том числе и для бюджетного строительства). Мы можем бороться за справедливость, но за справедливость рыночную. А она состоит в том, что каждый должен платить рыночную цену за любой товар. Применительно к защите прав владельцев существующей недвижимости, эта справедливость может, в том числе, обеспечиваться и их приоритетным правом на покупку смежных участков, строительство на которых может ухудшить их положение. Хочешь пользоваться хорошим видом из окна, знай, сколько это стоит. И если можешь, плати. В-третьих, надо нормализовать инвестиционную привлекательность исторического центра города. Сегодня слишком удобно и слишком дешево сидеть в центре. Здесь могут использоваться и налоговые рычаги, и повышение требовательности к соблюдению правил парковки и эксплуатации зданий. Пока парковка в центре не будет стоить столько, что выгодным станет выкуп и снос зданий для устройства на их месте паркингов, транспортных проблем в городе не решить. Одновременно необходимо создание альтернативного муниципального делового центра, которое должно начаться с перемещения в него городских служб, имеющих обширные контакты с населением и предпринимателями. В-четвертых, надо всерьез заняться теорией города. Мы только сейчас начинаем замечать разнообразие субъектов градостроительного процесса: это не только инвестор, архитектор и строитель. Это еще и владелец земли, и пользователь объекта, и его сосед, и обыватель, который, на первый взгляд, вообще никакого отношения к объекту не имеет (просто ходит мимо него), и чиновники, согласующие проект, и их ведомства. И, наконец, самый город, который, несомненно, является главным субъектом градостроительного процесса. Что мы знаем о его интересах? Как отделить интересы города от амбиций его руководителей? Заинтересован ли город как территориальная община в собственном росте, в расширении территорий, в снижении цен на жилье и т. д.? Как только начинаешь задумываться над этими вопросами, оказывается, что очевидных ответов на них нет. А без них принимать правильные решения невозможно. |
